Переезд - это всегда утомительно.

И совершенно неважно, идет ли речь о квартире/доме, или может быть даже переезде в другой город/штат/страну или... Землю. Брайс бы и сама хотела, что ее мир был несколько проще, да что там, намного проще. Хотела бы не носить на плечах тяжелый плащ и скрывать свое лицо за маской Летучей Мыши. Уэйн хотела бы ошибаться в своих прогнозах, хотела бы вести жизнь обычной девушки - черт возьми, она отдала бы все свои деньги не раздумывая, если бы это было возможно. Встречаться с парнями, сплетничать с подругами, ходить по магазинам/кафе/кино, отучиться в колледже, найти работу, встретить нужного человека, выйти замуж, родить двух или трех детей - какой там стандартный сценарий мелодрам и фильмов про любовь? Может быть немного драм и проблем в самом начале - завистливая подруга или чуть менее успешная сокурсница, которая по закону жанра должна вставлять ей палки в колеса. Но в конце все должно быть хорошо. Это закон.

Чёрта с два. Так бывает только в книжках и в слезливых фильмах.

Жизнь Брайс Уйэн была идеальной и оборвалась из-за пистолетного выстрела в переулке около самого старого в городе кинотеатра, куда неизменно раз в месяц ходили чета Уэйн вместе с их малолетней дочерью, пока однажды милую семейную традицию не прервал опустившийся на самое дно обычный и отчаявшийся грабитель. Ему было нечего терять, зато Брайс в тот день потеряла все. Ей не светил детский дом исключительно из-за влияния, которое оказывали ее родители на город и из-за завещания, согласно которому опекуншей девочки становилась ее гувернантка. Первые полгода она помнит очень смутно, погруженная в пучину своего отчаяния, из которой ее вытащила Астрид, которая беспрекословно заявила, что очень уважает и разделяет ее горе, но не допустит, чтобы девочка погубила себя. Женщина ни на минуту не оставляла наследницу корпорации Уэйн в одиночестве, лично отвела ее в несколько кружков, заставляла ходить в школу и даже, неслыханное дело, делать уроки, иногда приглашала в особняк одноклассников девочки, не позволяя ей окончательно разорвать все связи со сверстниками, пока дыра в груди Брайс не начала заживать. Лишь тогда гувернантка смогла немного выдохнуть, перестав опасаться, что однажды может проснуться и обнаружить в постели уже холодеющее тело девочки. Та даже предположить не могла, что настолько дорога своей няне, но тем не менее, очень благодарна ей за поддержку и заботу в то самое трудное время.

Постепенно, но жизнь вновь обрела некоторое подобие нормы, хотя ростки тьмы уже пустили свои корни в душе Брайс. Она стала более жестокой и отстраненной по отношению к враждебному ей миру. Многие бывшие партнеры ее отца пытались отнять у нее корпорацию, получить в свои руки пакет акций, который все еще был в руках единственной дочери Уэйнов. К счастью, Астрид довольно успешно отражала их атаки до совершеннолетия девушки, а там она, с четырнадцати лет изучавшая право и юриспруденцию, смогла успешно дать им всем от ворот поворот. Брайс не желала отдавать семейное дело в чужие руки, поэтому быстро освоилась, а к двадцати годам и вовсе приумножила свой доход. И черт возьми, ей очень нравилось дурачить надутых индюков, которые так сильно мечтали обвести ее вокруг пальца и прибрать к рукам ее компанию.

И, конечно, никогда не знал, что ослепительно красивая Брайс ведет двойную жизнь, ночами выслеживая самых опустившихся преступников, зачищая родной город, надеясь сделать его более безопасным для жизни. Ее ни в чем нельзя было упрекнуть. Фигура ночного мстителя была выше и шире хрупкой с виду девушки, которая не в силах поднять что-то тяжелее телефона. Лишь однажды привычная схема дала сбой. Когда Мышь столкнулась с Котом. И они навсегда поменялись ролями. Обоим доставляла удовольствие их ежедневная игра, пока однажды они не оказались в ситуации, где им пришлось работать сообща. На следующее утро Брайс проснулась в чужой постели и успела сбежать до рассвета. В конечном итоге, он сам раскрыл ее личность, но ни разу не предал ее доверие, даже под пытками. А она.. она полюбила его. Они планировали совместное будущее, вдали от прогнившего Готэма, они собирались пожениться, когда пришли атланты. А потом, по нелепой случайности, он, ее Сильвестр, погибает в перестрелке между полицейскими и ворами. Они праздновали победу, а она оплакивала свою очередную потерю.

А еще через год весь привычный ей мир был уничтожен, просто стерт безжалостной стихией. И именно тогда Брайс окончательно сломалась.

Брайс встряхивает волосами, отгоняя наваждение. Прошлое должно остаться в прошлом. Она не сможет выполнить то, что должна, если будет себя жалеть. Прошло всего лишь несколько недель, с тех пор, как который смеется помог ей перейти на другую Землю. Более здоровую, более живую. Все здесь казалось до жути знакомым, но в то же время было чужим. Иногда Уэйн казалось, что она сходит с ума, видя себя/его по телевизору или читая про себя/него в газетах. Перед ней открывались невероятные перспективы, оставалось понять, как их использовать. Но сначала, необходимо разведать обстановку. Готэм в целом не изменился, по-крайней мере в вопросах архитектуры. Не считая нескольких новых для нее небоскребов, в городе она отлично ориентировалась. И с облегчением обнаружила на привычном месте любимую кофейню, которую облюбовала еще со студенческой скамьи. Часто их патрули с Сильвестром заканчивались именно в этом месте.

Глупо, но первым делом на новой Земле она попыталась отыскать на этой Земле Кайла, вот только никого, кто подходил бы под описание так и не нашла. Может быть он тоже умер или переехал в другой город. А может... Сердце Брайс сбивается с ритма, когда ее взгляд мимолетно скользит по профилю миловидной черноволосой женщины. Не может быть... едва слышным шепотом срывается с ее губ. Но ошибки быть не может, этот прищур глаз, эти жесты и мимику она узнает и из миллиона. Почему же она раньше об этом не подумала? Если ее двойник был противоположного пола, почему он не может стать... ей?

Решение было принято быстро и необдуманно. Подхватив свой стаканчик с кофе, Брайс делает несколько уверенных шагов, специально случайно спотыкаясь и проливая уже порядком остывший напиток на брюки к сидевшей женщине. После громко вскрикивает, взмахивая руками и в ужасе округляя глаза.

- Боже мой, простите меня, пожалуйста! - она хватает со столика салфетку и начинает промокать ей кофейной пятно, что-то извиняющееся причитая и качая головой, - Я такая неловкая, просто кошмар, - понимая, что сделала только хуже, комкает салфетку, кидая ее на столик, - Пожалуйста, позвольте мне оплатить вам химчистку, я живу тут неподалеку, - делает какой-то неопределенный взмах рукой в сторону выхода, нарочито громко выдыхая и наконец-то поднимая взгляд на лицо женщины, в полной мере осматривая ее. Ошибки нет, это определенно судьба, - А потом позвольте угостить вас кофе, - делает небольшую паузу, бросая быстрый взгляд на часы на стене, - ну или ланчем, я не знаю, - улыбается самой очаровательной из своей улыбок, понимая, что не может позволить этой женщине уйти. Не так, не сейчас.

- Я убью тебя, Ягун, мамочка твоя бабуся, - провалившись в очередной раз в очередное болото по колено, негромко проворчала, брезгливо сморщившись, отгоняя ладонью мошкару. А ведь могла бы сейчас нежиться на пляже, нет, я же хороший друг, я же не могу бросить своего лучшего друга в такой беде, я же должна ему помочь. А Бейбарсов благоразумно смылся в подвалы, что-то пробормотав про то, что обещал Поклепу проверить северное крыло замка и вспомнил об этом он только сейчас. Некромаги, чтоб их. Впрочем, Глеб все равно мне бы не очень помог сейчас. По уверению временно не играющего комментатора, только девушка может рассчитывать на удачу. Сделав тяжелый вздох, не без труда освобождаю свою ногу, углубляясь все дальше в лес. Тишина вокруг начинала раздражать меня - даже рев драконов до сюда не доносился. Кажется, леший водит меня кругами. Древнир, стоило произнести короткий заговор, прежде чем вступать на его территорию.

Да что бы я, еще раз, повелась на уговоры Ягуна, и вообще с ним заговорила. Да Чума меня раздери!

Ох, да кого я обманываю? Откинув с лица липнущие к нему от пота пряди, раздраженно фыркаю и оглядываюсь, пытаясь сориентироваться. Что там Ягун говорил, это будет легкая прогулка? Памятка, убить внучка Ягге, медленно и мучительно. Или поручить это ответственное занятие Глебу, пусть отрабатывает свою любовь. Жара, духота и болото дурно на меня влияют. Все, что мне сейчас хотелось - это упасть в прохладные воды моря. Надо было лететь, и что я сразу не додумалась взять контрабас. Ах да, нельзя же. Нет, серьезно, Баб-Ягун мне памятник поставить должен за мой подвиг. Ладно, хватит и того набора по уходу за старинными инструментами, со специальными тряпочками, особой полиролью в удобном чемоданчике. Все же и на Лысой горе можно найти полезные вещи.

- Ладно, если Тибидохс там, - делаю взмах рукой куда-то себе за спину, после поворачиваясь на сто восемьдесят градусов и хватаясь за ближайшее дерево, чтобы удержаться на ногах от внезапного приступа тошноты. Снова глубоко вдыхаю влажный спертый воздух, пытаясь проморгаться и избавиться от мелькающих перед глазами мушек, - Значит, мне туда! - перстень что-то неодобрительно проскрипел на латыни, но я как обычно его проигнорировала. Чем быстрее я это закончу, тем быстрее смогу воплотить в жизнь свой план по утоплению Бейбарсова. Сидит сейчас небось на пляже, в тени скал, устроив на коленях неизменную черную папку [эту - подарила ему я на его последний день рождения], что-то рисует, иногда сжимая между губ карандаш и чуть прикрывая глаза. Я отчетливо представила, как его рука медленно скользит по бумаге, надежно закрывая изображение от любопытствующих, как он откидывает со лба отросшие пряди, как хмурится, когда результат его не удовлетворяет. Мне пришлось с силой сжать руку в кулак, чтобы отросшие ногти, впившись в мякоть ладони, отрезвили меня. Нет, я точно его утоплю.

Если, конечно, раньше не утопят меня. Странные звуки оформились во вполне определенный смех русалок, который с легкостью можно было принять за скрежет наждачной бумаги по камню. Кажется, я близка к цели. Отлично. Проверив на месте ли талисман, а также подношения для своенравной нежити, делаю несколько шагов в сторону источника звука, прежде чем мир вокруг меня ломается буквально на глазах. В очередной раз я хватаюсь за ближайшее дерево, чтобы не упасть, когда земля уходит из-под ног. От чудовищного давления на уши хочется упасть на колени и кричать, но я лишь боком приваливаюсь к широкому стволу осины, прикрывая глаза и кривя губы. Только не сейчас, только не это. Мерзкий хохот звучит в моей голове, отвратительная старуха вновь напомнила о себе, и лишь усилием воли я загнала ее назад. Так не может больше продолжаться. Мгновение, растянувшееся в вечность, когда мне казалось что все, я больше не выдержу, рухнут последние барьеры, как все кончилось. Вокруг воцарилась оглушительная тишина. Лишь сердце в моей груди сбивалось с ритма. С каждым разом все тяжелее. Вот только в этот раз Глеба не было рядом, чтобы подстраховать. Одно его присутствие помогало загнать Чуму обратно, в созданную мной клетку. В этот раз у меня получилось совладать с ней. А что, если я не смогу? Именно сейчас, ей не составит труда подавить сопротивление других магов. Хаос будет выпущен, Жуткие ворота падут. А мир уничтожен. Даже Стражи ничего не успеют сделать.

Нет, не дождется. Выпрямляю спину, стирая с щек предательскую влагу, кусая нижнюю губу до боли. Не для того мои родители умерли. Ей никогда не получить мое тело. Уж лучше я умру, чем допущу это. Но с Глебом надо будет поговорить. Пожалуй, только он сможет понять меня и помочь. Усовершенствует мою защиту.

И в тот самый момент, когда я решаю плюнуть на все и повернуть назад, мое внимание привлекает хруст ветки в паре шагов от меня. Странно, все ученики сейчас или в замке или на стадионе, или на пляже. Кого еще нелегкая могла занести в чащу леса? Поднимая руку с кольцом, делаю очередной глубокий вдох, приводя расшатанные нервы в относительное подобие порядка. Таня Гроттер я или где?

- Эй, кто здесь? - громко спрашиваю я, как только замечаю чью-то фигуру между деревьями. Кольцо, реагируя на мои эмоции и бурлящую по мне магию, послушно нагревается. На краю сознания мелькает мысль, что даже если я захочу, зеленую искру мне не вызвать, поэтому память услужливо подкидывает подходящие черномагические заклинания на всякий случай. Остров закрыт от вторжения, никто в последнее время не пересекал Гардарику, но все законы магии давно уже устарели - весь наш мир находится на грани разрушения.

- Руки! Так, чтобы я их видела, - голос не дрожит, звучит твердо, я почти могу собой гордиться, вот только слегка подрагивает сжатая в кулак ладонь с перстнем, который все еще мне немного велик.

В Подземном царстве всегда было холодно, сюда не проникало ни капли солнечного света и тепла. Ежусь, невольно вспоминая время, которое провела здесь, пока была мертва. Пробирающий до костей холод, непроглядная темнота и ожидание неизвестного. Проклятие Афины в итоге оказалось не таким плохим — оказывается, я не могу полностью умереть. И хотя Персей отрубил мне голову, он не смог меня окончательно убить. Потребовалось несколько лет, возможно даже десятков, чтобы моя сила, мое тело полностью восстановились. И первым делом я отправилась на его поиски, но в итоге только разочаровалась — его душа уже пребывала там, откуда я только что вырвалась. Убивать же его потомков мне показалось неправильным. Не они меня убили. Так что пришлось привыкать к новому/старому телу и заново учиться жить. Лишь характер змей на моей голове испортился. Удивительная ирония, когда-то я до безумия боялась любых змей, а теперь вынуждена коротать с ними вечность. К счастью, время стерло проклятое имя Медузы с уст смертных и теперь я могла не оглядываться через плечо, постоянно ожидая удара мечом. Щелчком пальцев отогнав от лица особо любопытную особь, переступаю границу царства живых и мертвых. Мне не хотелось сюда возвращаться, но все же, преодолеть внутренний голос, зовущий меня сюда, не получалось. Я стала созданием тьмы и с этим ничего уже нельзя было поделать. Остается только смириться и научиться получать удовольствие от новой жизни. Особенно, когда каждый второй герой не считает своим долгом снести мне голову с плеч.

— Цербер! — зову огромного пса, сбрасывая на землю тушу огромного быка, которую притащила специально для него. Я знаю, что Аид не особо балует своего "питомца", поэтому всегда прихожу не с пустыми руками. Обычно он встречает меня громким лаем из всех трех пастей и так активно виляет хвостом, что все его тело буквально сотрясается. Невольно хмурюсь, гадая, куда пропал мой четырехлапый друг. Может быть Аид дал ему какое-то задание и он просто задерживается? Что-то в груди сбилось с ритма и замерло — кажется, смертные называют это сердцем. После моей смерти сестры отдалились от меня, олимпийцы никогда особо не беспокоились о моей судьбе, а Цербер стал... кем-то очень важным. Поэтому я не могу не переживать за него. А что, если очередной герой до него доберется? Что я тогда буду делать без него? Думать об этом не хотелось.

Держу глаза полуприкрытыми, оглядываясь, готовая зажмуриться от малейшего движения в полумраке нашего любимого места. Хотя Афина все же сжалилась и подарила мне способность обращать в камень по моему собственному желанию, а не всех подряд на кого падает мой взгляд, я все еще в недостаточной степени это контролирую. Не хотелось бы лишаться единственного существа в моей жизни, кто никогда не причинял мне вреда и обеспечивал молчаливую поддержку в те моменты, когда я больше всего в нем нуждалась. Я доверяла стражу подземного мира настолько, что позволяла себе засыпать, прислонившись к его теплому боку и убаюканная его урчанием. Не думаю, что кому-то еще пес так доверял, как мне. Иногда, где-то в глубине души, я жалела, что он всего лишь собака и страж подземного царства. Но я никому про это никогда не рассказывала. И не расскажу. По-крайней мере, у меня есть друг, который всегда будет на моей стороне.

— Цербер! — кричу чуть громче, надеясь, что он просто забыл про нашу встречу и отвлекся на что-то. Или может быть нашел что-то важнее меня? Одна из змеек, словно почувствовав мое состояние, нежно ткнулась мордочкой мне в щеку и коснулась языком кожи. Когда-то давно меня бы передернуло от отвращения, сейчас же я просто погладила ее по голове пальцем, не переставая хмурится. Отсутствие Цербера меня не на шутку тревожило. Что же могло его задержать так надолго?

— Ну где же ты?  — более тихо и даже несколько обреченно выдыхаю, медленно опускаясь на огромный валун и закрывая лицо ладонями. Мне хочется плакать, но то, что Афина сделала со мной, лишило меня подобной роскоши. Змеи на моей голове начинают нервничать и шипеть, переплетаясь друг с другом. Но у меня нет сил, чтобы их утешить. Кто бы меня саму утешил?

Матч со сборной джиннов неуклонно приближался. Игроки сборной магов становились более дерганными и нервными, тренировки зачастую закачивались едва ли не магическими дуэлями, когда сильнейшие сталкивались, пытаясь перетянуть на себя одеяло, так и не уяснив основную мысль. Их единственный шанс, их сила в единстве. По отдельности они все непревзойденные игроки, но если им не удастся преодолеть разногласия, можно попрощаться и со стеклом, и с троном Древнира — им не выстоять против джиннов, у которых вечность на тренировки. Гроттер здраво оценивала перспективы, поэтому практически жила в воздухе, пыталась как-то заставить избранных для сборной игроков поладить. Иногда ей даже казалось, что они не понимают важность победы в этом матче — на кону стоит не только их репутация, на кон поставлена целостность всего мира. Если зеркало не восстановят в указанные сроки, граница будет стерта — и тогда им грозит уничтожение. Лопухоиды наконец увидят, что мир не так прост, как им казалось. Даже стражи не смогут отсидеться в стороне, им придется вмешаться, когда сквозь завесу хлынут самые ужасные из созданных существ. И мир уже никогда не будет прежним. Равновесие будет навсегда нарушено.

Тане Гроттер хотелось очень громко кричать. Почему ответственность за сохранность мира в очередной раз легла на ее плечи? Разве мало того, что она уже не единожды останавливала Чуму, которая жаждала открыть Жуткие ворота и тем самым погрузить мир в Хаос. Разве она мало принесла в жертву ради спасения мира? Сначала родители, потом ужасное детство среди родственников, которые ее ненавидели, предательство друзей и, наконец, осознание того факт, что теперь какая-то часть Чумы навсегда будет рядом. Если бы Таня захотела, то она могла бы стать самой сильной некромагиней, учитывая ее собственный магический потенциал. Вот только это именно тот сценарий, которого она боится более всего, что однажды магия возьмет верх над ее сознанием, а после начнет контролировать ее тело. Ей уже довелось стать сосудом для богини смерти, и это не то, от чего можно с легкостью отмахнуться. Но все же где-то в глубине души, ведьма была в какой-то степени рада, ведь ради сохранности зеркала, Марена нарушила одно из самых основных правил мироздания — она вернула к жизни ее родителей. Ради этого Таня готова была потерять какую-то часть своей души.

Пожалуй, это действительно врожденный талант или удивительная способность — оказываться в нужном месте в нужное время. То есть, как раз наоборот, если задуматься. Да и не в привычках Тани было подслушивать или подглядывать — это прерогатива Попугаевой, Гроттер ненавидела, когда кто-то лез в ее личную жизнь, поэтому и сама не являлась поклонницей сплетен и различных слухов. Ей это было просто напросто неинтересно. Но как-то так неизменно получалось, что ведьма оказывалась невольной свидетельницей разговоров, которые категорически не должны были достигать ее ушей. Так получилось с Ванькой на четвертом курсе, а после еще несколько раз, словно какие-то неведомые силы вели ее. И Таня очень сильно сомневалась, что это всегда было ей на благо.

Вот и сейчас, стоило ей свернуть в коридор, который вел к выделенной ей и Глебу комнате, когда знакомые голоса на повышенных тонах, остановили ведьму. Ей понадобилось целых пять секунд, чтобы узнать спорящих. Небезызвестная троица некромагов. Которые, очевидно, что-то не поделили, потому что голос Лены Свеколт резал не хуже ножа, а Жанна по обыкновению проглатывала половину звуков, пытаясь примирить своих брата и сестру.

— Лена, ты не понимаешь... — было первое, что отчетливо услышала Гроттер, замершая на месте и даже задержавшая дыхание. Она никогда не слышала в голосе Глеба такое.. отчаяние. Она с трудом подавила первый порыв ускорить шаг и поскорее оказаться в его объятиях. Интуиция, прежде никогда ее не обманывающая, требовала услышать как можно больше, подозревая, что именно эту информацию от нее попытаются скрыть.
— Нет, это ты не понимаешь, Глеб. Ты ведь тоже это чувствуешь! Их связь с миром слабее день ото дня, ты делаешь только хуже своим молчанием! — от льда в голосе Свеколт Таню передернуло. Нехорошее предчувствие того, что она знает о предмете их спора, колким электричеством прошлось вдоль позвоночника, заставляя Гроттер сжать ладони в кулаки. Она знала, что ответит Бейбарсов еще до того, как услышала его голос.
— И что ты предлагаешь? Я должен разбить ей сердце, сказав, что ее родители умирают снова, да? — Таня прижимает ладонь ко рту, чтобы сдержать рвущиеся наружу рыдания, прислоняясь спиной к каменной стене, которая острыми гранями впивается даже сквозь ткань драконбольного комбинезона, отрезвляя ее. В ее венах вскипает злость. Вот только направлена она отнюдь не на некромагов. А дальше ее тело действовало на автомате. Откровенно говоря, Татьяна не помнит, как пересекла половину замка и никого по пути не встретила, кто мог бы поинтересоваться ее душевным состоянием. Вероятно, подсознательно она выбирала тайные переходы, которые были известны ей еще со времен бурной школьной жизни. Удивительно, но никто из призраков ей также на пути не попался, но тут вероятно сыграла свою роль аура некромагии, которую излучала расстроенная и злая ведьма. Ноги сами привели ее в совершенно другое крыло, которое занимали преподаватели, а также, одну из комнат отдали для недавно возвращенных к жизни Леопольду и Софии.

Таня какое-то время просто стоит перед дверью, невольно прислушиваясь. Кажется, что в комнате никого нет. Оно и неудивительно, старший Гроттер все больше времени проводил с академиком, никому и ничего не рассказывая, а Софья часто его сопровождала. Ведьма делает глубокий вдох, убирая с лица непослушные пряди и на мгновение прикрывая глаза. А чего она вообще ожидала? Ей ведь прекрасно известны были законы магии. То, что умерло, ожить не может. Это были не ее родители, а лишь слабые тени их, не более, чем призраки, которым дали чуть больше привилегий. Никто не может обмануть Смерть. Даже Чума не смогла.

Но они соврали ей, после всего, что она пережила, они сознательно обрекли ее на повторную боль. Таня выросла, совсем не зная своих родителей, слушая отвратительные рассказы Дурневых, но никогда по-настоящему не веря в них. В ее душе жила надежда, что старшие Гроттеры светлые и хорошие люди, просто не способные на что-то подобное. И вот теперь такой удар? Невольно всхлипнув, ведьма громко стучит в дверь, все же расслышав какой-то шорох за ней. Ей нужны ответы, и она их обязательно получит. Это ведь не может быть правдой. Некромаги определенно ошиблись или и вовсе говорили о чем-то другом, а она поторопилась с выводами.

— Пап? — Таня стучит снова, прислушиваясь к происходящему за дверью и невольно морщится, — Мам? — слово кажется чужим, произносить его до ужаса непривычно и странно, но Гроттер нравится, — Мне нужно поговорить с вами... Хоть с кем-нибудь... Пожалуйста, — ведьма делает глубокий вдох, лбом упираясь в прохладное дерево и невольно опуская плечи.

Ванда не живет. Просто существует последние пару недель, выполняя какие-то автоматические действия. Весь мир потерял для нее краски. Остался только красный.

Каждый день был похож на предыдущий. Проснуться. Принять душ. Позавтракать, читай, поковырять вилкой яичницу или омлет и выпить несладкий кофе. Навестить Пьетро и в очередной раз услышать "Никаких улучшений, к сожалению, но он стабилен". Ведьме хотелось выть от этих холодных безжалостных слов, но она лишь кивала, выдавливала из себя вежливую улыбку да какие слова благодарности и уходила. Выбирала наиболее уединенные уголки, где никто ее бы не потревожил. Ей не хотелось никого видеть. Ей не нужна была их жалость и забота. Ее дом был уничтожен, буквально стерт с лица земли. Ее сердце билось сейчас за счет многочисленной аппаратуры в стерильной палате. Ванда даже пыталась выйти на связь с Эриком или Лорной, но наткнулась лишь на глухую стену. Чарльз Ксавьер также не смог [или может быть не захотел] ей помочь.

Ей просто некуда было пойти.

Но находиться рядом с Мстителями было невыносимо. Ванда не чувствовала себя в безопасности, не могла расслабиться, окруженная бесчисленными агентами и героями Земли. Единственный, с кем ей было относительно комфортно, кто был свидетелем ее изменений, кто помог ей определиться и кому она не причинила непоправимого вреда, Клинт Бартон отбыл в неизвестном направлении вскоре после того, как медики разрешили. До этого Максимова буквально льнула к лучнику, видя в нем необходимую поддержку. В конце концов, Пьетро пострадал именно защищая Бартона. А все остальные пострадали из-за неё. Ведьма не осознавала в полной мере, что именно она делает. И самое главное, как именно она это делает. И все чаще Ванда ловила себя на мысли, что от пуль пострадал не тот близнец. Пьетро заслуживает жизни гораздо больше, чем она.

Новоприобретенные способности ее пугали. Барон и влияние скипетра что-то окончательно сломали в ней — какие-то внутренние барьеры, стерли тонкие границы дозволенного, подтолкнули к самому краю. Безумный демон сидел в ее голове и каждое мгновение рвался на свободу, жаждал крови. Максимова сходила с ума, слушая его манящий шепот и сжимая виски тонкими пальцами с неизменными дешевыми кольцами [это все были его подарки, поэтому Ванда скорее умрет, чем расстанется с ними]. И иногда ей так хотелось поддаться, прислушаться к голосу_ с д а т ь с я. Просто перестать сопротивляться, опустить руки. Демон обещал ей исполнение самого главного желания взамен на послушание.

Впрочем, Штрукер тоже много чего им обещал. И Магнето. И даже непогрешимый Профессор Икс. И к чему это привело?

Ванда может быть и не доверяла Тони Старку в полной мере, он был меньшим из возможных зол. Да и крайне редко появлялся в собственной башне, к огромному облегчению Ведьмы. Постепенно она осваивалась на базе, позволяла себе чуть больше времени проводить в обществе других людей, заглядывала в спортзал или даже комнату отдыха, когда там было больше трех человек. Но ее все еще боялись, она чувствовала это, слышала их мысли, пусть теперь уже совсем этого не хотела. Экранироваться было сложно, и покой Алая Ведьма находила только в одном месте — в палате Пьетро, размеренное шуршание приборов помогало ей успокаиваться. Иногда она даже засыпала в кресле около его постели, но на утро неизменно обнаруживала себя в своей комнате. Она не знала, кто именно ее перемещает, пока в одну ночь не проснулась и не уловила отголосок мыслей Сэма Уилсона, который осторожно поднимал ее на руки. Тогда и на следующее утро она не подала виду, что что-то произошло, но через пару дней составила компанию Соколу в гостиной, сделав ему чай и по обыкновению ничего не сказав, лишь едва заметно кивнув. С тех пор это стало негласной традицией.

Возможно, Ванде было так легко с Сэмом, потому что его не было там, в Соковии. Ей не приходилось пробуждать его самые худшие воспоминания, а ему не приходилось заново переживать их. Чувство вины жгло Ванду не хуже огня, пробуждая ее худшие кошмары. И что самое страшное, никто ее не винил! Никто не смотрел косо, скорее наоборот.

От гнетущих мыслей Ведьму отвлекает даже не сколько голос Наташи, сколько ее мысли и ее настроение. Ванда внутренне напрягается, невольно расправляя плечи, поднимая на русскую слегка расфокусированный взгляд. Ей требуется не более полминуты, чтобы полностью осознать, кто именно перед ней.

— Что? — брови Ведьмы сходятся на переносице, на лице чистое удивление вперемешку со страхом. Прошлое Наташи едва ли не сбило Максимову с выполнения миссии, заставило сомневаться, а действительно ли то, что они делают, во благо? И Ванда не могла заставить себя посмотреть в глаза русской шпионки, старалась и вовсе избегать ее компании.

— Пока они меня не подводили, — упрямо возражает Ванда, чуть отстраняясь от рыжей, невольно намекая на произошедшее на том злополучном корабле. Зрачки, реагируя на внутреннее состояние дочери Магнето, вспыхивают алым светом, а на кончиках пальцев появляется алый туман. Впрочем, Ванда быстро берет себя в руки, сжимая ладони в кулаки. Ей не хочется признавать правоту Романофф, но та не собирается отступать и не оставляет выбора. Почти, как Клинт когда-то. Возможно, именно это и играет решающую роль. Глаза вновь приобретают привычный светло-зеленый оттенок, плечи опускаются, а голос звучит на удивление глухо.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала, Наташа?

С этой точки открывается потрясающий вид на уже давно загнивающий город. Невольно поджимаю губы и морщу нос, втягивая в легкие затхлый воздух из приоткрытого окна. Закрываю глаза и чуть опускаю плечи, позволяя себе маленькую слабость. Я буквально кожей ощущаю страдание, боль, смерть - ничего не меняется из мира в мир. Этот мир находится на грани - и кто-то должен принять жесткое решение. Если этого не может сделать моя мужская версия этого мира - это сделаю я. Он считает, что его история трагична, вот только он никогда не был женщиной в мире, которым правят мужчины. Я укрепила свое положение в обществе кровью. Мне слишком рано пришлось повзрослеть. К сожалению, во всех смыслах. И взять в руки бразды правления семейным бизнесом.

Сложнее всего было бороться с "партнерами" отца, которые полагали, что девушка не справится с активами такой огромной корпорации, как Wayne ent. - мне очень понравилось затыкать их, а после и вовсе выкупать их долю. Мне принадлежал не только контрольный пакет акций, я была практически единоличной их владелицей. И не потеряла ни миллиона. Лишь выработанная годами выдержка помогала мне сохранить лицо, когда они приползали ко мне буквально на коленях. И я великодушно продавала им акции - увеличив цену в десять раз, приумножая свое состояние. Моя внешность всегда играла мне на руку - благодаря отцу же я получила отличное образование: меня обманывать - себе дороже. Зачастую, в самом прямом из смыслов. У семьи Уэйн всегда были лучшие юристы и адвокаты. А я варилась в этом "котле" с сознательного возраста. Никто не смеет переходить мне дорогу.

И с годами я лишь совершенствовала свои навыки. Сначала научилась без промаха стрелять и, соответственно, не расставалась с револьвером, потому что воспоминания о той роковой ночи не отпускали меня ни на минуту - я больше никому не позволю застать себя врасплох. Именно поэтому я стала ходить и на курсы восточных единоборств, выбрав наиболее близкое мне, которое ко всему прочему тренировало еще и скорость реакции. Но и этого мне оказалось мало - мое тело было несовершенным. Роль жертвы никогда меня не устраивала. И на помощь мне пришел искусственный интеллект, заранее запрограммированный, и образцы крови, добытые незаконно. Общество обязательно осудило бы меня, вот только мне плевать. Я сделала свой выбор.

Мой оглушающий крик глушился специальными экранами. Большую часть шрамов скрывала одежда. Первая треть экспериментов провалилась - мой организм отторгал чужую ДНК. При этом я не могла забросить свои обязанности защитницы Готэма. Так больно мне не было с момента смерти Сильвестра. Нельзя позволить моим врагам расслабиться. Только не сейчас. Мой город должен жить, раз уж я внутри умерла. Вот только все мои усилия оказались напрасны. Да, я убила короля атлантийцев, но в отместку они затопили мой город. Словно это не они изначально бросили мне вызов. Я больше не могла оставаться в тени. Они еще пожалеют, что бросили мне вызов. Не составило труда создать новую броню и новое имя. Бэтмен - этим миром все еще правят мужчины, позволю им такую иллюзию. Я взяла под контроль камеры наружного видеонаблюдения и также частоту, на которой общаются полицейские - я опережала их, как минимум, на три шага. Я стала карающим мечом Готэма, пока однажды не пришли Атлантийцы.

Я плохо помню последующие недели. Наиболее четким воспоминанием является смех. Оглушающий заразительный смех. И мой бэт-сигнал. Убийственная ирония, учитывая, что Джокер давным давно кормит собой рыб. Но тем не менее, я явилась. И ни капли не пожалела. Он/Я слаб. Это даже слишком просто. Но теперь игра приобретает оттенок личного. Я ухожу в тень, не позволяя никому отследить меня, разослав шпионов во все уголки этого мира. И пусть фигура морского царя меня заинтересовала, я не позволяю себе отвлекаться, пока картина полностью не будет у меня перед глазами. Почему именно этот мир оказался "главным"? Я не могу найти ответа.

Мой план был идеальным. Созданные мной "чудовища" знали свои роли и должны были лишь идеально их сыграть. К сожалению, не все справились с поставленной задачей. Мое сердце сжимается от одной только мысли, что я должна избавиться от одного из них. Лев подставил под удар всю операцию, провалился, попал под радар спецслужб - для меня он стал отыгранной картой. У меня просто нет выбора, я должна от него избавиться. Вот только проблема в том, что я не могу убить свое создание, просто не могу.

- Здравствуй, Химера, отлично выглядишь, - не сдерживаю самодовольной усмешки, окидывая фигуру девушки медленным оценивающим взглядом. Вот она, мое идеальное творение, моя идеальная Ева, в ней нет изъянов или недостатков, она создана по моему образу и подобию. Она не подведет. Она лучшее из моих созданий, самая идеальная и незаменимая.

- Ты знаешь, зачем ты здесь, - не спрашиваю, просто констатирую факт. Провал Немейского Льва оказался слишком громким, он ударил по всем нам, его несдержанность сыграла против него. И пусть они всего лишь возрожденные зомби, каким-то неведомым для меня образом, они сохранили привязанность и преданность прежним родственным узам. Судьба Льва уже была решена, мне было любопытно, что сейчас преобладает в Химере - преданность мне или память прошлой жизни. Как она поведет себя? Поворачиваюсь к своему отражению, искренне улыбаясь, она опасна, но я ее не боюсь - в ее генетический код встроена преданность мне. Она скорее умрет, чем убьет меня. Подхожу к столику, на котором уже стоит бутылка вина, даже не поднимая на нее взгляд. Беру в руки бутылку и делаю вид, что читаю этикетку, после насмешливо киваю и разливаю кроваво-красную жидкость по бокалам.

- Угощайся, - киваю в сторону бокала, а после вновь отхожу к панорамному окну в своем пентхаухсе, без страха подставляя ей спину. На губах замирает мягкая улыбка, когда я делаю первый глоток, на мгновение прикрывая глаза, перекатывая на языке терпкий вкус вина.

Это будет интересно.

Прекрасно знаю, что оставлять всё в первозданном, так сказать виде - не лучшая идея. Особенно, потому что отвечать Войту, по возвращению, нам всё равно придётся. И объяснять, что именно мы предприняли, после того, как всё пошло совершенно не по плану - тоже. Ну, во-первых, никаких сомнений, что с Антонио мы отхватим куда больше, чем патрульные, не удосужившиеся найти у одного из них заточку. Потому что мы - не только его семья, но и непосредственные подчинённые, которым лучше бы не совершать ошибок, по себе знаю. А во-вторых... Я понимаю, что он одобряет насилие, в том числе и его собственными руками совершённое, но также осведомлён, что совершенно не в восторге от ищеек из отдела внутренних расследований, которые то и дело следуют за ним по пятам. И  несмотря на то, что интересует их непосредственно фигура самого Войта, вломить за что-нибудь, над чем он не осуществил должного контроля,  я думаю, они тоже гнушаться не будут.
  К тому же, мне совершенно не хотелось подставлять Олински, оставшегося в период отсутствие сержанта, за главного. Потому что его приказ мне и Доусону был однозначный - вытрясете из этих ребят всё,  что сможете, по поводу наркоты, из-за которой вчера в рабочем районе была перестрелка. Методы он не уточнял, теоретически предполагая, я думаю, что сделать это нужно любой ценой, за исключением летального исхода. Который нам, а в частности,  всему отелу расследований, без того состоящему на особом счету, совершенно не был нужен.
И в защиту нас с Антонио хочу сказать, что никто не предполагал, что с этим могут возникнуть проблемы. Потому что мы - не Войт, при всём уважении к нему и даже методы используем качественно другие. Я редко давлю на чувственную составляющую, как это предпочитает делать Эрин, но и за грани не вылетаю, особенно неудобно себя чувствуя при условиях, где преступник не может защищаться. Не знаю, быть может, когда пройдет столько же лет, сколько у сержанта, начну относиться к этому со вполне равнодушным вниманием, прекрасно осознавая подобную необходимость. Но пока нет. Не перехожу грани беспредела, даже если речь идёт о чём-то действительно важном.
  Вообще, всё могло и должно было пройти лучше, чем случилось. Во-первых, потому что мы с Антонио не были новичками и прекрасно умели заставлять говорить шушеру, подобную той, что оказалась сегодня в клетке, а во-вторых, потому что план, по природе своей, был достаточно хорош. Два брата, которые по нашим сведениям, души не чаяли друг в друге, с малолетства участвуя в совместном разбое. Кто мог хотя бы предположить, что между ними давно уже назревал межличностный конфликт, времени для которого они не нашли лучше, чем перед моментом, когда один, скорее всего, сдаст другого? И, как уже говорил, заточка, оказавшаяся у одного в рукаве, тоже не оказалась для нас приятным бонусом. Наш косяк, что мы не обыскали их лично, но ведь  и за решёткой они какое-то время уже содержались, а перед тем, как их туда засунуть, как было это вообще пропустить?
В общем, как ни крути, а вышло не по задумке и заставило немного понервничать. Из плюсов - оба брата-акробата не будут жаловаться другим копам, даже в такой патовой ситуации, да и к тому же, эта драка была их личной инициативой, а никак иначе. Из минусов - сильно сомневаюсь, что до сержанта это не дойдёт в первозданном виде, так сказать, и мы с Антонио не будем отстранены за подобную неосмотрительность.  Хотя, тот факт, что  Войт будет отсутствовать ещё неделю, а Олински куда-то уехал, сообщив, что до завтра мы его не должны дёргать, даёт нам некоторое время. Примерно один день.
Уилл и его коллега приехали буквально через двадцать минут после моего звонка, по счастливой случайности не спасая в этот момент ничьи жизни и находясь друг с другом рядом. Вообще,  я рассчитывал только на брата, прекрасно осознавая, в какое непростое положение ставлю медика, выезжающего с помощью нелегально, но с Роудсом было даже лучше. Потому что меня не слишком заставляло переживать собственное разбитое лицо, что было делом довольно привычным, но вполне беспокоила рана Доусона. И тем более, состояние подозреваемых, которые на первый взгляд вообще не успели пострадать слишком сильно - мы с Антонио моментально бросились разнимать их, из-за чего собственно и получили то, что у них предназначалось друг для друга. Но, я прекрасно был осведомлён, какие последствия могут наступить, даже в самых безобидных случаях, казалось бы. Чёрт с ними. В подобном случае было лучше перестраховаться.
Мы с Антонио ждали, пока Уилл и Коннор осмотрят подозреваемых, и только получив их заверения,что в общем-то, ничего страшного не произошло и никому, и ничего не угрожает, отпустили их  вместе с Рузеком и Этвотером по разным допросным, чтобы ребята уже там постарались выяснить хоть что-нибудь. Но больше дел не было, а мы с Доусоном не выглядели сейчас достаточно представительно для того, чтобы они решились вдруг нам сейчас открыть собственные тайны.
- Да уж, забавно вышло. Усмехаюсь, несмотря на массу неприятных ощущений, от всех манипуляций Уилла, который обрабатывает мне раны, на которые не реагирую ни словом, ни действом, пока Роудс находится возле второго детектива. - Быстро вы. Круто. Констатирую факт, который кажется сейчас весьма уместным. В конце концов, никто из этих двоих не обязан был  бесплатно оказывать частные услуги полиции Чикаго, причём, в условиях не содержания под стражей, а в клетке, которая технически вообще не числится как место для проведения допросов. Повезло мне с братом и лояльностью его коллег, нечего сказать. Хотя, остаётся только надеяться, не поднимая этот вопрос сейчас, что Уилл изначально определил для Роудса, с которым мы раньше максимум пересекались по делам, что должен быть этот выезд без всякого официального оформления. Потому что чёрт с  ним, с нашими травмами, но не хотелось бы ещё и разбирательств по поводу того, кто виновен в том, что один из жуликов оказался вдруг с заточкой,  вне места, где должен был содержаться.
- Надеюсь, не оторвали вас ни от чего важного? Мы ничего не обсуждали при подозреваемых, которых держали, прицепленными наручниками  по разные стороны, до появления Уилла и Коннора. Зато, пару вещей, которые уже успели сообщить Рузеку и Этвотеру, выяснить успели. Благо, к моменту появления врачей оба братца-кролика успокоились и вполне мирно дали осмотреть себя, опасаясь ещё и обвинений в нападении на полицию, которых мы обещали им не устраивать, если не будут создавать дополнительных проблем. В общем, допрос в отсутствие Войта оказался, вопреки изначальным планам, так себе идеей, но оперативность, с которой тут появились мой братец и Роудс, была похвальной.
- Ещё раз напоминаю всем, что было в клетке, остаётся только в клетке. Прижимаю вату, пропитанную чем-то резко пахнущим, к собственному носу. Я не очень любил поступать ровно так,  как и говорят, но по части здоровья целиком и полностью доверял своему брату, которому куда лучше было знать, что делать, я так полагаю. Хотя и проблем со своими повреждениями не видел никаких вообще. Типичное дело, даже в столь мирных обстоятельствах.

Инстинкты приказывают валить куда подальше, чувство долга призывает отправиться в Западную Европу, а душа тянет в бар. И я, надо признаться, с огромным удовольствием послушался именно последнюю, если бы было можно. Но
а) бессмертие - понятие относительное, когда речь идет об отце, у которого всегда припасена пара молний в зад.
б) сложно удержаться от того, чтобы в очередной раз не раздражить настоящую божественно-породистую львицу.
Я знаю, она любит меня и лишь потому я все еще не собираю свои кишки где-то по кусочкам в Тартаре. Ну, или в Дуате, если угодно. Не думаю, что если она когда-нибудь оторвет мне голову или что похуже, расположенное куда ниже, будет такая уж принципиальная разница, в каком именно из миров оказаться. Любая экскурсия веселее, когда ты гид, а не нечто, распыленное на миллионы молекул и не евнух. Хотя, в том случае, если я когда-нибудь окончательно допеку львицу, нет никаких сомнений, что мне придется хуже. ГОРАЗДО хуже, чем все то, что она мне обещает каждый раз, при очередной нашей милой встрече. Но я мальчик взрослый и грозный, даже если сбегу, поджав хвост, то исключительно с невероятным чувством собственного достоинства на лице.
Вообще, предпочел бы встречаться с красоткой в несколько иных обстоятельствах, нежели тех, куда загнала меня судьба. Которая, кстати говоря, еще попляшет у меня, как ей понадобится доставить кому-нибудь весть. Потому что я, честно говоря, чувствую в этом всем уже подвох. Ну не может мне везти совершенно случайно каждый раз на бешеных богов. Особенно из тех, кто  с огромным удовольствием открутит мне голову и в мирные, ничем не замаранные времена.  Ну, или из тех, кто уже не раз это делал. 
Перешагиваю насмешливо чью - то печень, заботливо вырванную, судя по всему, прямо из организма. Я конечно не Анубис, чтобы слишком уж разбираться в анатомической составляющей смертных, но сдается мне, что это именно она. Малоприятный бесформенный кусок, который куда лучше выглядит, когда принадлежит животным и подается в жареном виде. Впрочем, не мне судить о чужих предпочтениях. 
Не успеваю и слова сказать, как слышу крик и прямо к ногам прилетает нечто похуже. Не знаю уж, что именно это такое, но выглядит в  любом случае отвратительно. То ли кишки, перемазанные кровью, то ли что - то более мерзкое, если такое в человеческом организме бывает. Я действительно не слишком силен в анатомии, нужды как-то заниматься дополнительным образованием не было. 
- Мне можно считать это радостным приветствием? А можно заказать что - нибудь другое в качестве подношения? Стейк из ягненка, к примеру.  Хмыкаю насмешливо, перешагивая через чьи - то останки. Они  не особо привлекают  к себе внимание, особенно на фоне пейзажа вокруг, самым мирным из которого была окровавленная богиня. Если бы я был художником, то назвал это действо вероятно "не стой на пути у львицы или стой, это не важно, тебе все равно конец". Ну, не так длинно конечно, подумаю об этом на досуге, когда будет свободное время. А затем подкину идею Аполлону, пусть разбирается. Кто у нас  в конце концов, покровитель тягомотного искусства? С ним вообще, честно говоря, проблем никогда особо не было. Вложи мысль в его голову, сделай вид, что он сам это придумал и вуаля. Напрягаться не приходится вообще. Он ведь даже коров мне простил за инструмент, что формально, принадлежал ему. Что за папин сын.
- Красотка, Сехмет, сколько лет, сколько зим, сколько .... Раскидываю руки в приветствии, с твердым намерением обнять львицу, но перехватываю ее взгляд и весьма предусмотрительно прохожу мимо, обнимая ближайшее дерево, делая вид, что так и задумано было. Почему я не могу скучать по этому случайному дереву, в конце концов? Любая любовь имеет право на существование в этом мире, где мой отец изливается золотым дождем, из чего самое странное - что не в пошлом смысле того.
Аполлон вон тоже то на цветы, то на бабу, превратившуюся в лавр залипал. Так что, я ещё ничего так вариант, в любом случае. Сехмет стоило бы за столько веков присмотреться.
- Как здорово, что мы здесь встретились. А я вон, старого друга решил навестить. Обхватываю ствол дерева сильнее, имитируя неподдельную радость. Зато  с честью вышел  из положения, где мне могли оторвать руки, например. И все бы не беда, заново отрастут, но на вечер у меня намечено свидание.
- Как дела, чем занимаешься? Туризм? Экскурсия? Отдых? Отрываюсь от дерева, повернувшись к львице и начисто игнорируя, с широкой улыбкой, что происходит вокруг. В конце концов, личное дело каждого, как развлекаться на чужом районе. Может, у нее путевка  включает в себя экстремальные развлечения, в виде массовой бойни, кто знает. Я не должен вмешиваться в чужие дела.
Ну, по-крайней мере, когда это не связано с работой или выгодой.
Хотя да.  Я же явился как раз для того, чтобы остановить ее. Неудобно вышло. 
- У меня есть предложение получше. Может...в бар? В принципе, я понимаю абсурдность собственного предложения, особенно в свете яркого намека на то. Если конечно, чье-то сердце, припечатавшееся мне в морду, было именно им. Но у красивых девушек, мне это известно точно, всегда были свои методы флирта. У львицы, я так понимаю, такой. 
- Милая, я как любой нормальный мужчина, иногда путаюсь в женском языке. Это значило "да"? Конечно же, в моем голосе теплится надежда. Бесполезно говорить океану "не буйствуй", если ты конечно, не Посейдон. Но я, как известно, совсем не профессиональный укротитель львов. Интересно, главные боги разных пантеонов не могут решать свои проблемы на каком-то другом, более политическом уровне, чем посылать гонцов, которым вероятно, отгрызут голову за наглые предложения?
Вытираю лицо от чужой, весьма вонючей крови, и стараюсь обезоруживающе улыбнуться Сехмет. Мы старые друзья, в конце концов, ну не убьет же она такого красавчика? Хотя признаться, не раз уже пыталась. Спасает исключительно то, что я абсолютно бессмертен, да еще оба подземных царства - дома под аренду родные.
- Хорошо выглядишь. Тебе идет эта...чужая кровь на твоей одежде. Если не знаешь, что сказать, чтобы девушка не отправила тебя к праотцам - скажи ей, что она хорошо выглядит. Кто - то говорит, что универсально сказать "как ты похудела", но меня богиня-бегемот за это однажды в прямом смысле чуть не затоптала. А я не из тех рисковых парней, что любят связываться с разъяренными девушками,  какими бы хрупкими они с виду не были. Лучше уж под танк попасть. Ну, или добровольно раствориться в мировом пространстве.
- Я тут, кстати говоря, с посланием к тебе, если что, гонцов не убивают. Не к месту вспоминается, что им, принесшим плохие вести,  как раз-таки, головы сносят первым. Но я искренне надеюсь, что Сехмет подобные традиции не известны. Мне это на симпозиуме всех гонцов разных пантеонов рассказали. Или где-то прочитал, или где-то услышал, я не помню. В любом случае, всегда надо вкладывать в интонации то, что ты веришь в то, что говоришь.
- Думаю, ты будешь рада услышать, что . . . Смотрю на лицо львицы и потворствуя инстинктам сохранения, произношу совсем не то, что собирался изначально. - Я был в подземном царстве, Осирис передает тебе свое уважение. Собственно, почему бы и нет? Просто так она  в тот мир не отправится, но кто докажет, что он этого не говорил? Думаю, сам Осирис не будет нарываться и опротестовывать подобное. Зацените, как виртуозно выкрутился.
- А еще Зевс просил тебя прекратить устраивать бойни, иначе случится конфликт. Ну так что думаешь? Может, завалимся сегодня куда-нибудь, где играет кантри-музыка? Слежу за каждым движением Сехмет и пытая удачу, добавляю: - Инди? Рок? Побьем хиппи? В конце концов, я сделал то, для чего меня сюда сегодня отправили, но никто не давал приказа погибать молодым. Вскидываю руки в примирительном жесте, показывая, что абсолютно безоружен, даже без кадуцея. В основном потому, что это все равно бы не особо помогло. - Нет, ну всегда можешь выбрать заведение сама. Продолжая улыбаться, делаю два незаметных шага назад. Вообще, у нас с Сехмет хорошие отношения, помимо того, что она вечно пытается вырвать мне язык, причинить страдания, которых еще история не знала или говорит, что ненавидит меня настолько, что с удовольствием отдала бы мое сердце Амат для пожирания. Каждая дружба индивидуальна, в конце концов и эта в том числе. Просто бывают  моменты, когда лучше не трогать кого - то даже очень близкого, в моменты душевного волнения. Ну, или когда он мстит за разгромленные гробницы и устраивает по этому поводу весьма крупный локальный конфликт, к примеру. И когда на грани, судя по всему, чтобы в эти самые гробницы закопать еще и меня.
Хотя последнее, судя по взгляду Сехмет, весьма опрометчивое предложение.
Максимум сжечь в костре, не более.